Советская карательная политика в 1941-1945 гг.(продолжение2). Телеграмма посла СССР в Швеции А.М. Коллонтай С.А. Лозовскому о защите шведским правительством интересов СССР и советских граждан в Германии. № 8464. позицию Советского Союза в балканском вопросе, Германия прилагает новые усилия к улучшению взаимопонимания с СССР, и министр иностранных дел рейха в письме к господину Сталину дает широкое изложение политики правительства рейха после московских переговоров. Параллельно со слухами о близости войны между Германией и Советским Союзом в Германии стали распространяться слухи о сближении. Советская карательная политика в 1941-1945 гг.(продолжение2).
Германское посольство в Москве: март - июнь 1941 года
В 1941 пытался предупредить советское руководство о готовящемся нападении Германии на Советский Союз. На момент начала войны советских сотрудников посольства в Германии насчитывалось 325 человек вместе с семьями и еще около 700 человек командированных. Весьма показательно, что «мирные инициативы» Москвы осуществлялись уже после подписания в июле 1941 года СССР и Великобританией соглашения о совместных действиях в войне против Германии. Хроника объявления войны Германии Советскому Союзу 22 июня 1941 года. По распоряжению Советского правительства полпредство Союза Советских Социалистических Республик в Германии имеет честь сделать Германскому правительству следующее заявление: Народный комиссариат иностранных дел СССР вербальной нотой от 21. Несмотря на недружественное поведение Советского Союза в балканском вопросе, Германия предприняла, тем не менее, новые усилия для достижения взаимопонимания с СССР.
Как советские дипломаты хотели заключить мир с Германией еще в 1941 году
В Москве ушёл из жизни советский дипломат и посол СССР в африканских странах Георгий Тер-Газарянц. В тот же день посол СССР в Хельсинки Павел Орлов заверил, что советское правительство уважает нейтралитет Финляндии. Далее на нескольких страницах Советский Союз обвинялся в подрывной деятельности против германского рейха, в концентрации войск на германской границе и в переговорах с Англией о военном сотрудничестве против Германии.
Запись беседы между Риббентропом и советским послом в Берлине Деканозовым.
Он выступал буквально везде: в мексиканском парламенте, по радио, на митингах, в рабочих и аристократических клубах. Его часто видели на бое быков. К концу 1944 г. Обе страны намеревались значительно расширить свои связи уже в послевоенный период, и, видимо, не случайно Сталин дважды в годы войны принимал в Кремле посла Мексики из СССР Кинтанилью. Отношения Уманского с мексиканским руководством носили такой же дружественный характер. Впрочем, не забывали его и в США. Об этом говорит хотя бы такой малоизвестный эпизод: в сентябре 1944 г. Через него Рузвельт счел нужным проинформировать Уманского, с тем чтобы тот довел до сведения Сталина детали встречи в Квебеке Рузвельта с Черчиллем. Запись этой конфиденциальной беседы в тот же день ушла в Москву.
Все, казалось бы, шло хорошо, Уманский видел скорую победу, мечтал и хотел поехать в Москву. Но в ночь с 25 на 26 января 1945 г. Погибли все пассажиры, в том числе Уманский и его жена. Словно какой-то рок висел над ними после гибели дочери. Причины этой катастрофы до сих пор не выяснены.
Но решающее значение имеет лишь одно - ускорит ли эта операция крушение Англии».
Военный разгром России, продолжал Вайцзеккер, вряд ли лишит англичан надежд на то, что русские рано или поздно станут их союзниками и это обеспечит Англии победу. Наоборот, «германское нападение на Россию даст англичанам лишь новый моральный стимул» для продолжения войны. Тем самым мы не только признаем, что война будет длиться еще долгое время, но и удлиним ее вместо того, чтобы сократить»36. Хотя вполне можно предположить, что она, наоборот, лишь укрепила его в решимости напасть на СССР. В пользу такого допущения говорит тот факт, что Риббентроп, проявлявший определенные колебания в вопросе о войне против Советского Союза, после ознакомления с полным пакетом документов, связанных с вызовом Шуленбурга к Гитлеру, и зная решительную позицию последнего, окончательно перешел в лагерь сторонников войны. Кстати, записки Риббентропа, поданной Гитлеру, над которой он работал, находясь в Вене, в германских архивах тоже нет.
Диалог Шуленбург - Деканозов Шуленбург возвратился в Москву снабженный инструкциями, касавшимися в том числе наблюдений за тем, какие меры принимаются в СССР по подготовке к войне. Многочисленные донесения посла и его заместителя Типпельскирха за апрель - июнь 1941 года, не говоря уже о сообщениях германских военно-дипломатических представителей в Москве, свидетельствуют о том, что в центре внимания посольства находились вопросы, связанные с мобилизационными мероприятиями в СССР, переброской к его западной границе дополнительных частей с Дальнего Востока и из внутренних районов, подготовкой противовоздушной обороны, обучением населения действиям на случай войны, качеством боевой техники, уровнем подготовки командного и рядового составов Красной армии и т. Одновременно он сообщил: «Хочу обратить внимание на следующее: …советское правительство ни здесь [в Москве], ни в Ленинграде не принимает никаких решительных мер на случай воздушных налетов. Хотя время от времени и проводятся небольшие учения в системе гражданской обороны, однако в обеих советских столицах нет ни одной квартиры, располагающей средствами затемнения. С нашей точки зрения, эта кажущаяся беззаботность советского правительства объясняется тем, что уже давно принято решение в случае войны эвакуировать Москву и Ленинград и объявить их открытыми городами. Советское правительство, вне всяких сомнений, уже давно подготовило «где-то» военную резиденцию, оснащенную всем необходимым средствами связи и т.
В Москве оно ни в коем случае не останется»39. Вплоть до 22 июня 1941 года во всех сообщениях, направлявшихся в Берлин Шуленбургом, отмечалось стремление руководства СССР избежать войны, не дать повода для обострения советско-германских отношений, указывалось на готовность Сталина пойти на уступки. Можно ожидать любой уступки»40, а Кёстринг в письме от 28 мая отметил: «Вероятно, они [русские] полагают, что смогут заменить военную оборону политической»41. В послевоенной литературе данные факты послужили основой для историографической версии о стремлении германского посольства в Москве повлиять на Берлин, чтобы предотвратить войну, которая, как якобы считали Шуленбург и его сотрудники, может иметь для Германии «катастрофические последствия». С этой версией можно согласиться лишь отчасти. Как уже говорилось выше, определенные опасения и определенная оппозиция в отношении планов Гитлера в московском посольстве и некоторых кругах внешнеполитического ведомства Германии имели место.
Но если посмотреть на информацию, поступавшую из германского посольства в Москве, под другим углом, то вырисовывается совершенно иная картина. Сообщения из Москвы о миролюбивых устремлениях руководства СССР целиком вписывались в планы Гитлера и германского военного командования, которые рассчитывали не допустить проведения правительством Советского Союза мобилизационных и оперативных мероприятий и приведения им войск приграничных округов в состояние полной боевой готовности, поскольку это могло обесценить эффект сокрушительного внезапного первого удара, с которым связывались надежды и на победоносный для Германии исход всей войны. Пока Москва будет демонстрировать желание сохранить мир и даже пойти на уступки, полагали в Берлине, никаких срочных и решительных мер по подготовке к отражению германского нападения она принимать не будет. Германское посольство, по сути, отслеживало действия советского правительства и своими сообщениями подтверждало: все идет по плану, решительные меры не принимаются, Сталин надеется сохранить мир. Но одним этим далеко не исчерпывалась роль посольства в реализации германских замыслов. Есть все основания предполагать, что во время берлинского «отпуска» Шуленбург получил специальное задание: навязать советскому руководству мнение, что с Гитлером можно договориться, и побудить Кремль выступить с инициативой выяснения двусторонних отношений, что должно было дополнительно удерживать его от принятия мер по укреплению обороны и обеспечило бы Германии выигрыш времени.
Действия посла по решению этой задачи должны были выглядеть как его личная инициатива, с которой он, естественно, не мог напрямую обратиться к Молотову или Сталину, а должен был действовать через посредников, но на достаточно высоком уровне. Тем более что случай для проведения такой акции подвернулся очень удобный. Деканозов сообщил Вайцзеккеру, что намеревается на Первомай уехать в Москву. Как свидетельствуют документы, это немедленно было доведено до сведения Шуленбурга, находившегося в тот момент в Берлине42, и по возвращении в Москву Шуленбург направил Деканозову приглашение на завтрак. Соответствующие инструкции, по всей видимости, были даны и Хильгеру, который, как заключит впоследствии в записке Молотову Деканозов, «очевидно, даже лучше усвоил указания из Берлина»43, чем сам посол. Прежде чем перейти к рассмотрению того, как проходили беседы Шуленбурга и Деканозова и чему они были посвящены, процитируем посвященный этому отрывок из воспоминаний Хильгера, на который также довольно часто можно найти ссылки в литературе.
Более того, все указывало на то, что Сталин придерживался мнения, что концентрация германских войск на западной границе Советского Союза - это блеф, с помощью которого Гитлер готовит попытку принуждения Советского Союза к экономическим и территориальным уступкам… Тогда мне казалось, что мир, вероятно, еще можно спасти, если удастся побудить советское правительство взять на себя дипломатическую инициативу и втянуть Гитлера в переговоры, которые лишат его, хотя бы временно, предлога для военной акции против Советского Союза. Поэтому я считал необходимым донести до советского правительства, что положение очень серьезное и что нужно что-то предпринять, чтобы отвести военную угрозу. Поскольку советский посол в Берлине Деканозов находился в это время в Москве, я уговорил графа Шуленбурга пригласить на завтрак его и только что назначенного на пост руководителя германского отдела Комиссариата иностранных дел бывшего переводчика В. Павлова, про которого мы знали, что он пользуется особым доверием Сталина, чтобы попытаться через Деканозова открыть глаза советскому правительству. Мы с графом Шуленбургом прилагали активные усилия, чтобы объяснить русским, насколько серьезна ситуация, и агитировали их за то, чтобы советское правительство связалось с Берлином, пока что-нибудь не произошло. Но наши усилия оказались тщетными.
Хотя мы с самого начала ясно дали понять, что действуем по собственной инициативе, он с приводящим в уныние упорством раз за разом переспрашивал, действуем ли мы по поручению имперского правительства. В противном случае, как он утверждал, он не сможет сообщить нашу точку зрения своему правительству. Очевидно, он не мог себе представить, что мы сознательно подвергаем себя большой опасности, предпринимая попытку сохранить мир. Он, видимо, полагал, что мы действуем по указке Гитлера и пытаемся побудить Кремль сделать шаг, который будет противоречить советским интересам. Чем дольше мы беседовали с Деканозовым, тем больше убеждались, что он совершенно не верит в наши добрые намерения. Его поведение подтвердило мое мнение: Сталин считает, что Гитлер всего лишь блефует… Сталин, очевидно, считал, что ему не следует делать ничего, что позволило бы Гитлеру еще больше повысить требования, выслушать которые Сталин был готов»44.
В отношении процитированного выше текста, не имеющего, в общем-то, ничего общего с тем, что в действительности имело место, сразу отметим, что в нем Хильгер не только явно преувеличил свою роль в попытке «открыть глаза советскому правительству» на угрозу войны, но и проболтался о политических целях и содержании заключительного этапа германской дезинформационной операции, представив их в качестве точки зрения Сталина. Хотя нельзя не отметить, что в «обработке» советских представительств в Берлине немцам удалось добиться на этом направлении несомненного успеха. Как же на самом деле проходили беседы двух послов? Начнем с того, что Шуленбург встречался с Деканозовым в Москве не один, а три раза: 5 и 12 мая 1941 года по приглашению германского посла за завтраком на его квартире и 9 мая по приглашению советского посла за завтраком в особняке НКИД СССР на Спиридоновке. Во всех беседах принимали участие Хильгер и Павлов. Немецкие записи состоявшихся бесед, как и упоминавшиеся выше записки Шуленбурга и Риббентропа, в германских архивах не представлены, зато имеются довольно подробные советские записи, которые позволяют составить ясное представление о том, что обсуждалось и чего добивалась германская сторона.
Встреча 5 мая началась с того, что Шуленбург рассказал о своей встрече с Гитлером и сообщил о неудовольствии последнего политикой советского правительства, прежде всего на балканском направлении, которая создает впечатление, «что Советский Союз стремится препятствовать осуществлению Германией своих жизненных интересов, помешать стремлению Германии победить Англию». Далее он сообщил, что Гитлер якобы сказал ему, «что Германия не имеет на Балканах территориальных, политических интересов. Она является только заинтересованным наблюдателем за развивающимися там событиями». В ответ же на жалобу посла на то, что циркулирующие «в Берлине и Германии слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве», Гитлер якобы ответил, что он «в силу упомянутых действий советского правительства вынужден был провести мероприятия предосторожности на восточной границе Германии»45. Ложь Шуленбурга была шита белыми нитками, что особенно бросалось в глаза, когда он сообщил, что Германия является всего лишь «заинтересованным наблюдателем» за событиями на Балканах и это при том, что Югославия и Греция к тому времени уже были оккупированы вермахтом и его союзниками и что концентрация германских войск у советской границы а, по данным советской разведки, в мае 1941 года их численность достигла уже почти 3 млн. Заключительная часть беседы Шуленбурга и Деканозова 5 мая приняла и вовсе интересный оборот.
В ответ на вопрос Деканозова, известны ли германскому послу слухи о близящейся войне, которые циркулируют не только «в Берлине и Германии», но и Москве, тот вопреки очевидным фактам «ответил отрицательно». Однако далее, в явном противоречии со сказанным ранее заявил, что «уже получил указание из Берлина категорически опровергать всякие слухи о предстоящей войне между СССР и Германией», что сам он считает эти слухи «взрывчатым веществом», что их надо пресечь, «сломать им острие», и «в этом он видит свою задачу как посла в СССР». Однако, продолжал Шуленбург, «он не знает, что можно было бы предпринять, чтобы пресечь их. Он не думал об этом и не имеет на этот счет никаких указаний из Берлина и вообще ведет со мной этот разговор в частном порядке. Вмешавшись в разговор, Хильгер заявил, что, по его мнению, нужно, может быть, сделать что-либо в противовес последним заявлениям советского правительства. Шуленбург добавил, что, по его мнению, надо обдумать нам обоим этот вопрос и, встретившись еще раз за завтраком в Москве, обменяться взглядами»47.
На намек Деканозова, что такой важный вопрос лучше было бы решать путем прямого контакта с наркомом иностранных дел и советским правительством, ясного ответа со стороны Шуленбурга не последовало. На завтраке 9 мая Деканозов, доложивший перед этим о беседе с Шуленбургом Молотову и получивший от него соответствующие указания, выступил с предложением опубликовать совместное советско-германское коммюнике, «в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и о назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами». Шуленбург со своей стороны, ссылаясь на то, что согласование такого коммюнике может занять много времени, а «действовать надо быстро», предложил, чтобы Сталин по собственной инициативе обратился «с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуоке, Муссолини и Гитлеру», в которых заявил бы, «что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику», а во второй части письма, адресованного Гитлеру, предложил бы также выступить с совместным коммюнике, содержащим опровержение слухов «по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже якобы возможности конфликта между нашими странами. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Ш[уленбурга], был бы разрешен». Шуленбург высказал даже предположение, что для доставки в Берлин курьера с обращением Сталина Гитлер может выслать «специальный самолет». Он попросил доложить его соображения Молотову и предложил Деканозову еще раз встретиться и обсудить вопрос за завтраком48.
Предложение Шуленбурга было в высшей степени коварным. Его реализация могла не только дать немцам выигрыш во времени в их военных приготовлениях и автоматически парализовать действия советского правительства по укреплению обороны, но и иметь для СССР далекоидущие политические последствия. Тем самым Советский Союз продемонстрировал бы перед всем миром свою слабость и готовность следовать в фарватере политики Германии и Тройственного пакта. Это, в свою очередь, дополнительно осложнило бы его и без того непростые отношения с Великобританией да и с США и в случае войны с Германией и ее союзниками могло грозить Советскому Союзу полной политической изоляцией. Но что еще хуже, СССР сам поставил бы себя в определенную зависимость от Германии, поскольку та получила бы возможность интерпретировать любое его действие как отступление от официального обещания проводить дружественную политику и тем самым оказывать давления на Москву для принуждения ее к серьезным уступкам, вплоть до территориальных, а то и использовать как повод для объявления войны. Естественно, на принятие предложения Шуленбурга советское правительство пойти не могло.
На встрече 12 мая Деканозов сообщил германскому послу, что Сталин и Молотов в принципе не возражают против сделанного им предложения, но речь может идти лишь об обмене письмами с заранее согласованным содержанием, причем только между руководителями СССР и Германии, и что «Сталин считает, что г-ну Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем, а также о совместном коммюнике». Такое предложение явно не вписывалось в рамки запланированной немцами акции. Поэтому в ответ на сказанное Деканозовым Шуленбург заявил, что сделал свое предложение «в частном порядке», «не имея на это никаких полномочий», что он «не может продолжить этих переговоров в Москве с Молотовым, так как не имеет соответствующего поручения от своего правительства» и в настоящее время «сомневается даже, получит ли он такое поручение».
Но, несмотря на это, выдали гестапо день начала Варшавского восстания, ими же и организованного.
Это требование о включении в состав Польши упомянутых земель было подтверждено постановлением правительства от декабря 1942 года. Как видите, Польша, которая в указанный период существовавшая лишь как «генерал-губернаторство для оккупированных польских провинций», уже тогда выдвигала требование о присоединение к себе немецких земель. Неслыханная наглость! Несуществующее государство требует расширения своих несуществующих границ.
Что особенно важно — для освобождения своей страны от оккупации Германии Польша практически ничего не сделала. Нельзя же рассматривать историю Польши на основе телесериала «Четыре танкиста и собака». Но оставим все эти, казавшиеся на тот момент бредовыми, планы и перейдем к фактам. А главный факт такой: первым лидером, предложившим перенести польско-германскую границу на запад, стал Иосиф Сталин в декабре 1941 года.
Майский подписал договор о восстановлении дипломатических отношений с руководителем польского правительства в изгнании Владиславом Сикорским. Это факт, это официальный документ и отрицать его со стороны Польши по крайней мере глупо. Но в Польше болезненно воспринимался, что естественно, вопрос о Восточных Кресах. Восточные Кресы — польское название территорий нынешней Украины часть Галиции, Западной Украины , Белоруссии Западная Белоруссия и Литвы, некогда входивших в состав Польши, — «восточная окраина».
Так, Уинстон Черчилль выступал против чрезмерного ослабления Германии за счет отторжения богатых земель Силезии в пользу Польши.
В портах же советских не было к тому времени ни одного немецкого судна. Последние из них, даже не закончив погрузки, 20 и 21 июня ушли из советских портов Балтийского и Черного морей. С первого же дня войны советское руководство стало предпринимать все возможное, чтобы ВСЕ советские граждане, оказавшиеся в Германии и оккупированной Европе, были возвращены на Родину. Все они находились там в служебных командировках и в соответствии с прежними советско-германскими соглашениями. Но тех оказалось в СССР всего 120 человек.
Естественно, что гитлеровские власти сначала настаивали, чтобы и советская сторона отобрала только 120 наших, угрожая, что иначе отберут сами. Но благодаря жесткой позиции СССР пришлось немцам менять «всех на всех». Их стали сюда свозить из оккупированных Норвегии, Дании, Голландии, Бельгии, Финляндии, пока, наконец, не определили всех интернированных в концентрационный лагерь на окраине Берлина. Здесь их заставляли выполнять бессмысленные работы — таскать доски из конца в конец лагеря, но к ним был допущен советский консул в сопровождении шведского представителя. Некоторые советские люди все еще содержались в берлинской тюрьме. Но вот настал день 2 июля, когда ВСЕХ поместили в 2 поезда.
В первый — наших дипломатов и работников других берлинских учреждений, укрывшихся на территории советского посольства. Это был специальный поезд из спальных вагонов с мягкими двухместными купе. Во второй — в тесные сидячие вагоны — погрузили интернированных из концлагеря, в тяжелейшие условия, со скудным питанием, без теплой одежды. И стали перегонять оба состава к пункту передачи: через Прагу, Вену, Белград в Софию. Благодаря посредничеству Швеции и Болгарии договорились с германской стороной, что ВСЕ советские граждане должны быть доставлены немцами на турецко-болгарскую границу близ города Свиленград, а немецкие — на советско-турецкую близ города Ленинакан. Чтобы транспортировать тех и других на родину через Турцию.
Но уже в пути, на территории Югославии, немцы передумали и приняли решение произвести наш обмен на югославо-болгарской границе, а Болгария — союзник Германии. А поскольку состав с немецкими гражданами еще не прибыл на советско-турецкую границу, то оба состава с советскими людьми возвратили обратно, в югославский город Ниш. Там первый состав загнали на запасной путь и всем запретили выходить из вагонов, а тех, кто был во втором, переправили в концентрационный лагерь. Здесь полуголодные люди еще больше похудели, многие простудились, у некоторых появились желудочные заболевания. Причем в Нише не было шведских представителей и нельзя было рассчитывать на их посредничество. Однако через пять дней все же удалось обязать немцев вернуться к первоначальному варианту обмена на болгаро-турецкой границе.
Советские граждане попали к своим в турецком городе Эдирне, где их встретили представители советского посольства в Турции и консульства в Стамбуле. Всех пересадили в новые железнодорожные составы. Советскую колонию приветствовал местный губернатор.
Дипломаты в годы войны
Венгерские власти подготовились к поездке полковника Ляхтерова. Все признаки подготовки к нападению на СССР были тщательно замаскированы, войска передислоцированы, военная техника скрыта. В ходе поездки полковник Ляхтеров и его помощник никаких признаков избыточного сосредоточения войск в районе границы выявить не смогли, о чем военный атташе поспешил сообщить в Москву. Это донесение из Будапешта было доложено Сталину И. Сбором сведений о военных приготовлениях нацистской Германии против СССР результативно занимались военные атташе генерал-майоры Тупиков В. Суслопаров Генерал-майор Суслопаров И.
Суслопаров сообщил, что создаваемая немцами группировка войск направлена главным образом против Украины, которая должна стать продовольственной базой Германии. В июне 1941 г. Эти данные предоставил генерал-майору Суслопарову И. Треппер, действовавший во Франции. Донесение военного атташе было доложено И.
На бланке донесения сохранилась его резолюция: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите». Тревожные, в достаточной степени, донесения, как теперь можно судить, направлял в Центр и генерал-майор Тупиков В. Во второй половине марта 1941 г. Доклад содержал более 100 листов машинописного текста, 30 схем организационных структур боевых частей германской армии, общую группировку сил вермахта, схему группировки военно-воздушных сил Германии и другие военные сведения.
Во второй половине апреля генерал-майор Тупиков В. В письме, сопровождавшем доклад, военный атташе сообщал: «За три с половиной месяца моего пребывания здесь я послал вам до полутора сотен телеграмм и несколько десятков письменных донесений. Сведения, содержащиеся в этих телеграммах и донесениях, касаются различных областей, различной достоверности и различной ценности. Тупиков Но все они являются крупинками ответа на основной вопрос: стоит ли, не в качестве общей перспективы, а конкретной задачи, в планах германской политики и стратегии война с нами; каковы сроки начала возможного столкновения; как будет выглядеть германская сторона при этом? Изучение всего, что за эти три с половиной месяца оказалось доступным, привело меня к определенному выводу, который я докладываю вам…».
Анализируя состояние советско-германских политических отношений генерал-майор Тупиков В. Генерал-майор Тупиков В. По оценке советского военного атташе, «качественное состояние вооруженных сил по признакам политико-моральным, обученности и оснащенности сейчас пребывает в зените, и рассчитывать, что оно продержится на этом уровне долгое время, у руководителей рейха нет оснований, так как уже теперь чувствуется, что малейшие осложнения, намекающие на возможную затяжку войны, вызывают острую нервозность среди широких слоев населения». На основании имевшихся в его распоряжении сведений, генерал-майор Тупиков В. Он писал: «1.
В германских планах СССР фигурирует как очередной противник. Сроки начала столкновения возможно более короткие и, безусловно, в пределах текущего года». Достоверные сведения, свидетельствовавшие о подготовке Германии к войне против СССР, направлял в Москву и военный атташе при советском посольстве в Югославии генерал-майор Самохин А. В начале марта 1941 г. Ближайшей задачей поставлено - захват Украины и Баку.
К этому сейчас готовятся вооруженные силы Венгрии, Румынии и Болгарии». В целом, деятельность военных атташе при дипломатических представительствах СССР в Берлине, Будапеште, Париже, Риме, Белграде по вскрытию подготовки нацистской Германии к нападению на Советский Союз характеризовалась, в основном, достоверными информационными донесениями, подготовленными ими для Центра на основе сведений, полученных от различных источников. Среди них были министры, авторитетные журналисты, военные дипломаты США, Великобритании и других стран, руководители крупных военно-промышленных корпораций и сотрудников военных министерств. Советские военные атташе, действовавшие в столицах европейских государств, не имели доступа к секретным военным документам нацистской Германии, тем не менее, в целом, они правильно оценивали нарастание военной угрозы безопасности Советскому Союзу и правильно ориентировали командование Красной Армии о подготовке Германии к нападению на СССР. Воронцов В предвоенные годы успешно решал информационные задачи в Берлине военно-морской атташе капитан 1 ранга Воронцов М.
Военно-морской атташе капитан 1 ранга Воронцов М. В мае 1941 г. Среди его донесений были достоверные сведения, а также дезинформация, целенаправленно распространявшаяся в Берлине германским министерством иностранных дел, политической и военной разведкой третьего рейха. Видимо, советский военно-морской атташе был дезинформирован, как и некоторые другие военные дипломаты западных стран. Удар будет направлен по аэродромам, железнодорожным узлам и промышленным центрам, а также по району Баку».
В середине июня 1941 г. После окончания Великой Отечественной войны адмирал флота Кузнецов Н. Воронцов, только что прибывший из Берлина. В тот вечер Михаил Александрович минут 50 рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил, что нападения надо ждать с часу на час.
Судя по этому фрагменту воспоминаний адмирала Кузнецова Н. Таким образом, основными направлениями деятельности советских аппаратов военных, военно-воздушных и военно-морских атташе в предвоенный год являлись: решение информационных задач в военной и военно-политической области; оказание содействия в реализации двусторонних межгосударственных договоров и соглашений в военной и военно-технической сфере; обеспечение визитов советских правительственных и военных делегаций; решение других представительских задач по заданиям Управления специальных заданий Генерального штаба Красной Армии. В январе — июне 1941 г. Стремясь поддерживать с представителями третьего рейха деловые отношения по военной линии, сотрудники советских военно-дипломатических представительств сообщали в Москву, что Германия готовится к нападению на СССР. Участие военной дипломатии в организации международного сотрудничества В первые же часы после начала Великой Отечественной войны советские военно-дипломатические представительства, действовавшие в европейских странах - союзниках нацистской Германии, были подвергнуты силовому воздействию со стороны органов контрразведки и полиции этих государств.
В Берлине, Будапеште, Бухаресте, Риме и Хельсинки военно-дипломатические представительства были блокированы, а сотрудники аппаратов советских военных атташе интернированы. Своевременно и оперативно принятые военными атташе меры позволили уничтожить все документы, регламентировавшие деятельность военно-дипломатических представительств, а также всю их секретную переписку с Центром, шифры и коды. Были созданы новые военные аппараты, которые стали действовать в Аргентине, Канаде и Мексике. Вероломное нападение Германии на Советский Союз внесло серьезные изменения в деятельность советской военной дипломатии. Главными задачами военно-дипломатических представительств были: содействие формированию системы международного сотрудничества в условиях войны; обеспечение работы советских правительственных делегаций на международных конференциях; содействие военному и военно-экономическому сотрудничеству стран антигитлеровской коалиции; добывание сведений о планах ведения войны нацистской Германией против СССР; оценка отношения правительств США и Великобритании к войне Германии против Советского Союза.
В соответствии с заданиями начальника Управления специальных заданий Генштаба Красной Армии генерал-майора Н. Славина советские военно-дипломатические представители должны были решать и другие задачи. Главным же оставалось создание союза государств, способных противостоять германскому блоку, оказать нацистской Германии достойное сопротивление и добиться победы в войне. В этот союз могли и должны были войти СССР, США, Великобритания, а также другие государства, которые выступали против гитлеровской Германии и нацистской идеологии ее руководителей. Славин Трудности формирования антифашистского блока государств состояли в том, что до развязывания Германией Второй мировой войны Советский Союз, с одной стороны, США и Великобритания — с другой, представляли собой различные по устройству и идеологии государственно- политические формирования, не имели двусторонних договоров о противодействии агрессии и оказании военной и иной помощи в случае нападения на них.
Более того, усилия советской дипломатии в 1938—1939 гг. Эти политические и идеологические расхождения в 1939-м — первой половине 1941 гг. Для достижения победы над Германией и ее союзниками необходимо было в первую очередь преодолеть противоречия и взаимные опасения и создать нормативно-правовую базу для организации военного, военно-политического, военно-экономического и военно-технического сотрудничества стран, осуждавших агрессивный внешнеполитический курс нацистской Германии, или уже подвергшихся оккупации ее войсками. После нападения Германии на СССР необходимость создания такой системы международного военного сотрудничества стала очевидной как для руководителей Великобритании и США, так и для правительств других государств, обосновавшихся в Лондоне после оккупации германскими войсками территорий их стран, находившихся под управлением ставленников Гитлера. В июле - октябре 1941 г.
Аппараты военных, военно-воздушных и военно-морских атташе тоже были подключены к решению этой важной и новой для них задачи. Среди лидеров западных стран первым о поддержке Советского Союза в войне против гитлеровской Германии заявил премьер-министр Великобритании У. Черчилль 22 июня 1941 г. Мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем». Заявление У.
Черчилля было многообещающим, но реализовать его на практике оказалось не простым делом. Сформировать антигитлеровскую коалицию удалось не сразу, процесс ее образования прошел несколько этапов и завершился лишь в первой половине 1942 г. На протяжении всего этого периода Советский Союз вел целеустремленную борьбу за создание боевого союза народов в войне против фашизма. Советская дипломатия, в том числе и руководители аппаратов военных атташе, проводили в странах пребывания разъяснительную работу, объясняя необходимость объединения усилий демократических сил в борьбе против нацизма. Первые переговоры о возможных перспективах и направлениях военного и экономического сотрудничества начались в конце июня 1941 г.
В состав делегации входили генерал-лейтенант М. Макфарлэйн и контр-адмирал Дж. Прибывших в Москву посла С. Харламов, который был включен в группу встречавших по указанию наркома ВМФ адмирала Н. Молотов заявил о необходимости открытия союзниками второго фронта в Европе, о целесообразности обусловить взаимную помощь в войне против Германии соглашением политического характера.
В ходе переговоров между В. Молотовым и С. Молотов в ходе очередной встречи с С. Вопрос о военном сотрудничестве в беседах с С. Криппсом поднимался трижды.
В целом, английский посол заявил, что в принципе британское правительство готово сделать все, чтобы помочь советскому правительству в его борьбе против гитлеровской Германии. Вместе с тем он подчеркивал, что английский флот не может взяться за какую-либо операцию, не зная, в чем, собственно, она будет состоять. Во время третьей встречи с В. Молотовым член британской делегации генерал М. В этом случае, по мнению генерала, английское командование выработает соответствующий план собственных военных операций.
Члены британской военной миссии генерал-лейтенант М. На этой встрече были обсуждены проблемы безопасности северных морских коммуникаций, а также достигнуты соглашения об обмене военно-технической информацией по электромагнитным минам и достижениям в области радиолокации. Руководитель английской делегации в ходе бесед с наркомом иностранных дел В. Молотовым заявил, что правительство Великобритании готово сделать все, чтобы оказать СССР военно-техническую и экономическую помощь. Говоря о масштабах и размерах возможной помощи, посол С.
Криппс отметил, что не видит причин, которые ограничивали бы ее размеры, как и вообще не может определить предела той помощи, которая необходима для достижения обеими странами общей цели — победы над врагом. В ходе встреч В. Молотова и Н. Кузнецова с британским послом С. Криппсом сформировалась идея обмена между СССР и Великобританией военными миссиями, которым предстояло в перспективе решать все вопросы советско-британского сотрудничества в военной области.
В Москве считали, что главная задача военных миссий должна состоять в содействии усилиям правительств двух государств, направленных на их взаимодействие в военной области, и создании предпосылок, которые могли бы способствовать скорейшему открытию второго фронта в Европе. При подписании этого соглашения присутствовали И. Сталин, заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Б. Шапошников , нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Криппс, которого сопровождали сотрудники посольства и весь состав британской военно-экономической миссии в Москве.
В этом соглашении в статье 1 говорилось, что «оба правительства взаимно обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в войне против Германии». В статье 2 договаривающиеся стороны заявляли, что «в продолжение этой войны они не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия». В четвертом квартале 1941 г. В предварительном порядке была достигнута договоренность об обмене сведениями о Германии и ее вооруженных силах. Советско-английское соглашение стало первым политическим документом, положившим начало формированию антигитлеровской коалиции.
Подписание этого соглашения в Москве создало необходимую нормативно-правовую базу для последующего развития сотрудничества между СССР и Великобританией в войне против Германии и активизации взаимодействия аппаратов военных атташе. Пребывание посла С. Криппса в Москве инициировало ответный визит в Лондон советской военной миссии. По решению И. Сталина руководителем этой миссии был назначен заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии - начальник Разведывательного управления ГШ КА генерал-лейтенант Ф.
Перед выездом из Москвы генерал-лейтенант Ф. Тимошенко, наркомом внешней торговли А. Микояном и начальником Генерального штаба Красной Армии Б. В преддверии вылета в Лондон генерал-лейтенанта Ф. Голикова пригласил для инструктивной беседы и И.
В состав миссии Ф. Голикова входили контр-адмирал Н. Харламов, полковник Н. Пугачев, полковник В. Драгун, военный инженер 2-го ранга П.
Миссия Ф. Голикова прибыла в Лондон 8 июля 1941 г. Руководитель советской военной миссии провел переговоры с министром иностранных дел Великобритании А. Иденом и руководителем военного ведомства Г. Уже после окончания Великой Отечественной войны, вспоминая встречу с Г.
Моргенсоном, генерал-лейтенант Ф. Голиков писал: «... Переговоры Ф. Голикова с начальниками штабов английских вооруженных сил в целом завершились положительно. Обещание У.
Черчилля об оказании Советскому Союзу помощи в войне против фашистской Германии начало обретать конкретные формы. Во время визита советской военной делегации в Лондон речь шла о достижении договоренности с английским правительством об организации совместных действий против общего противника. Советская делегация в ходе встреч с руководителями командования британских вооруженных сил пыталась добиться договоренности о последовательном осуществлении с участием ВС Великобритании нескольких операций против германских войск. По поручению командования Красной Армии генерал-лейтенант Ф. Голиков добивался создания общего с англичанами фронта на севере Европы.
На этот фронт, по мнению советской стороны, англичане могли бы направить свои военно-морские силы ВМС , авиацию и несколько пехотных дивизий. От имени советского командования Ф. Голиков также предложил представителям британского военного ведомства осуществить высадку контингента войск на севере Франции. Руководитель советской военной миссии сообщил представителям высшего командования британских вооруженных сил, что в Москве считают особенно важным осуществление этой «французской операции». В ходе встреч с представителями британского командования генерал-лейтенант Ф.
Голиков предлагал начать боевые действия английских войск на Балканах, что позволило бы ослабить напряжение на советско-германском фронте. Голиковым, британское правительство уже в конце июля 1941 г. Советская миссия добивалась, чтобы английское правительство передало СССР также 700 истребителей «Томагавк», находившихся в то время в Каире, но представители британского правительства эту просьбу отказались удовлетворить, ссылаясь на недостаток английских боевых самолетов на Ближнем Востоке. О других, ранее обещанных поставках в Советский Союз, генерал-лейтенанту Ф. Голикову в Лондоне договориться не удалось.
Лондон, 1941 г. Визит миссии Ф. Голикова в Лондон новых импульсов в процесс формирования системы военного сотрудничества СССР и Великобритании, в чем было крайне заинтересовано советское правительство, не внес. Предложения о проведении военных операций на севере Европы, во Франции и на Балканах были выслушаны в военном министерстве Великобритании, но остались без ответа. Тем не менее, визит советской военной миссии в Лондон все же позволил расширить взаимопонимание между представителями военных ведомств двух государств, закрепил рабочие контакты, заложил основы для формирования международного сотрудничества, первые контуры которого были определены в ходе визита в Москву британской военно-экономической миссией во главе с британским послом в СССР С.
Переговоры генерал-лейтенанта Ф. Голикова в Лондоне с британскими официальными лицами позволили также определить параметры и основные направления советско-британского сотрудничества в военно-экономической области. Поездка генерал-лейтенанта Ф. Голикова и сопровождавших его офицеров в июле 1941 г. Документы свидетельствуют, что английская сторона «нехотя пошла на то, чтобы связать себя военно-политическими обязательствами».
Во время нахождения советской военной миссии в Лондоне организацией ее деятельности в британской столице занимались сотрудники аппарата военного атташе при советском посольстве. Содействие генерал-лейтенанту Ф. Голикову во время его встреч с британскими официальными лицами оказывали военный атташе полковник И. Скляров и его помощник сотрудник аппарата военного атташе майор Б. После убытия генерал-лейтенанта Ф.
Голикова из Лондона руководителем советской военной миссии в британской столице был назначен контр-адмирал Харламов Н. В середине июля 1941 г. Сталина генерал-лейтенант Ф. Голиков во главе второй советской военной миссии был направлен в Вашингтон для ведения переговоров с американскими официальными лицами. Перед вылетом Ф.
Голикова в Вашингтон он также был принят И. Сталиным, который четко определил задачи, которые должен был решить руководитель советской военной миссии во время переговоров с американскими официальными лицами. Советский Союз был заинтересован в приобретении в США отдельных образцов оружия, военной техники, военных материалов, продуктов и медикаментов. Голиков также должен был выяснить отношение американского правительства к формированию политического союза в форме антигитлеровской коалиции, способного добиться победы над Германией. В конце июня 1941 г.
Рузвельт на пресс-конференции заявил о необходимости оказания помощи Советскому Союзу в войне против гитлеровской Германии. Эти и некоторые другие шаги администрации президента Ф. Рузвельта свидетельствовали, что миссия Ф. Голикова в Вашингтон могла и должна была открыть новую страницу в советско-американских отношениях. Однако переговоры Ф.
Голикова с представителями государственного департамента и министерства обороны США проходили сложно. В Вашингтоне руководителя советской военной миссии слушали, но не слышали. Голиков понял, что американские официальные лица не верили, что Красная Армия сможет сдержать натиск наступавших фашистских армий, переломить обстановку на фронте и добиться победы. Поэтому они и не проявляли своей заинтересованности в оказании какой-либо помощи Советскому Союзу. В ходе визита в Вашингтон руководитель советской военной миссии генерал-лейтенант Ф.
Голиков с помощью советского посла К. Уманского добился встречи с Ф. В ходе встречи с американским президентом 31 июля 1941 г. Голиков рассказал Ф. Рузвельту о трудностях, которые возникли во время переговоров с представителями министерства обороны и государственного департамента США.
Руководитель советской военной миссии попросил американского президента лично вмешаться в процесс налаживания советско-американского сотрудничества, покончить с волокитой и содействовать формированию реальной антигитлеровской коалиции, способной противопоставить фашистской Германии объединенные возможности демократических государств. В целом, в ходе визита в Вашингтон генерал-лейтенанту Ф. Голикову удалось добиться позитивных результатов, которые определили контуры будущих договоров о поставках американских военных материалов в СССР. Всестороннюю помощь генерал-лейтенанту Ф. Голикову во время его пребывания в Вашингтоне оказывал военный атташе полковник Сараев И.
Сараев Визиты советской военной миссии в Лондон и Вашингтон, в целом, оказали положительное влияние на развитие сотрудничества СССР с США и Великобританией в военной, военно-экономической и военно-политической сферах. Важным шагом в области формирования антигитлеровской коалиции явилось подписание Атлантической хартии, обнародованной 14 августа 1941 г. В этом документе американский президент Ф. Рузвельт и британский премьер-министр У. Майский заявил о поддержке советским правительством принципов хартии.
В заявлении советского посла отмечалось, что практическое применение принципов Атлантической хартии должно сообразовываться с обязательствами, нуждами и историческими особенностями той или иной страны и способствовать концентрации всех экономических и военных ресурсов для полного и возможно более скорого освобождения народов европейских стран, оккупированных немецкими войсками. Очередным важным документом, расширявшим рамки сотрудничества СССР и Великобритании в войне против Германии, стал советско-английский договор «О союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны». Подписание этого договора 26 мая 1942 г. Голикова в британскую столицу, неоднократных визитов британских высокопоставленных английских дипломатов в Москву и неутомимой деятельности советского посла И. Майского в Лондоне.
Важным фактором, оказавшим позитивное влияние на развитие советско-английского сотрудничества в войне против нацистской Германии, явился разгром немецких дивизий в битве под Москвой и первое крупное контрнаступление Красной Армии весной 1942 г. Этот успех продемонстрировал потенциальные возможности Советского Союза противостоять Германии. В первой части советско-британского договора «О союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны» говорилось об оказании военной и другой помощи в войне «против Германии и всех тех государств, которые связаны с ней в актах агрессии в Европе». Советско-британский и советско-американский договоры, подписанные в 1942 г. Этими и другими подобными двусторонними соглашениями и договорами руководствовались в своей деятельности и аппараты советских военных атташе, действовавшие в Вашингтоне, Лондоне и столицах других государств, входивших в состав антигитлеровской коалиции.
Этими же международными документами регламентировалась деятельность советских военных миссий, действовавших в Лондоне, при главкоме союзных войск в Италии, при главнокомандующем Национально-освободительной армией Югославии НОАЮ , а также на завершающем этапе Второй мировой войны — при штабе американского генерала Д. Жестокие условия Второй мировой войны заставили союзников по антигитлеровской коалиции использовать в борьбе против агрессора самые разнообразные формы военно-дипломатической деятельности. Сотрудники аппаратов военных атташе и военных миссий принимали активное участие в организации конференций глав государств и правительств, многосторонних и двусторонних рабочих встреч представителей военных ведомств, заседаний межправительственных рабочих органов по вопросам международного военного сотрудничества. Военные дипломаты, выполняя указания начальника Генерального штаба Красной Армии, организовывали обмен разведывательными сведениями о противнике с союзниками, передавали захваченные образцы военной техники и оружия, содействовали обмену опытом в организации диверсионной борьбы в тылу противника. Масштабной была деятельность советской военной миссии в Лондоне.
Руководитель миссии контр-адмирал Н. Харламов лично занимался вопросами создания общего с англичанами фронта на севере Европы, организацией конвойных операций, которые начались летом 1941 г.
На первый взгляд, этот документ свидетельствует об «упёртости» Сталина, который, «доверившись» Гитлеру, перестал замечать очевидные факты ускоренной подготовки Германии к войне против СССР, в также о «близорукости» политики советского руководства и пр. Некоторые историки, особенно на Западе, так и трактуют данное Сообщение ТАСС, утверждая, что оно дезориентировало высшее военное руководство страны и советский народ, результатом чего стали страшные потери превоначального периода войны. Но есть и другие точки зрения. Почему торопился Сталин? Современный историк Арсен Мартиросян обратил внимание на то, что многие исследователи обходят вниманием беспрецедентный порядок публикации рассматриваемого документа.
Сталин явно торопился. Без выяснения причины этого невозможно понять смысл и значение спорного документа. Фюрер полагал, что ему удалось обмануть и усыпить бдительность Сталина. Однако он и не заметил, как сам же попал в капкан. Ровно через месяц, в 18. В капкане сидел агрессор — Гитлер! Самим фактом такого Сообщения ТАСС, содержавшего аргументацию самого же фюрера, Сталин во всеуслышание напомнил ему, что месяц-то прошел, так что или действительно отводи войска, или же делай заявление на весь мир об отсутствии у руководства Германии каких-либо агрессивных намерений, а если есть какие-то проблемы, то вырази готовность к диалогу.
Ведь к 13 июня 1941 г.
Филипп Иванович Голиков. Генерал Голиков Филипп Иванович. Филипп Иванович Голиков фото. Голиков Филипп Иванович 1900-1980. Ялтинская конференция 1945 года. Февраль 1945 Ялтинская конференция. Конференция в Ялте 1945 года. Ялтинская конференция 1945 ООН.
Антикоминтерновский пакт 1936. Антикоминтерновский пакт Германии и Японии. Операция Бенедикт 1941. Советские и британские летчики. Английские пилоты в Мурманске 1941. Наркомат иностранных дел. Наркомат иностранных дел СССР 1920. Сталин и Черчилль в 1942-м году. Молотов и Черчилль 1942.
Молотов и Черчилль в Лондоне 1942 года. Андрей Громыко в ООН. Громыко 1985. Филипп Голиков. Лейтенант генерал Филипп Голиков. Генерал-лейтенант ф. Пакт Молотова Мацуока. Громыко министр иностранных дел СССР. Андрей Громыко 1957.
Громыко Андрей Андреевич на переговорах. Сталин Советский дипломатие. Евгений Иванов атташе. Нестор Советской дипломатии. Советский дипломатический клуб. Тегеранская конференция 1943. Встреча в Тегеране 1943. Тегеранская конференция 1943 года фото. Дипломаты 1914 года.
Дипломаты ПМВ. Английские дипломаты 20 века. Средиземные дипломаты 20 века. Кузнецов в. Посольства иностранных дел в СССР. Пресс конференция Риббентропа 22 июня 1941г. Министр иностранных дел 1941 года. Конференция начало Великой Отечественной войны 1941. Министр иностранных дел Германии 1941 году.
Шуленбург посол Германии. Граф Вернер фон дер Шуленбург. Вернер фон дер Шуленбург немецкий дипломат. Владимир Николаевич Павлов переводчик. Дипломатия Сталина. Сталин и Испания. Дипломаты Сталин. Молотов Вячеслав Михайлович. Граф фон Шуленбург.
Граф фон Шуленбург и Молотов. Вернер фон дер Шуленбург. Приходов Юрий Кондратьевич. Посол СССР.
Герварт фон Биттенфельд, являвшийся до назначения на должность в абвере в 1939 году референтом Шуленбурга и сопровождавший его во время нахождения в Берлине, посол встречался с К. Шнурре, начальником восточноевропейской референтуры Торгово-политического отдела внешнеполитического ведомства. Последнего в конце января 1941 года также приглашали на доклад к Гитлеру и тот ему дал понять, что у него нет военных намерений в отношении Советского Союза. Но у Шнурре, как он сказал Шуленбургу, «из высказываний Гитлера сложилось впечатление, что тот говорил неправду»34. Так о чем же была записка германского посольства в Москве, переданная Гитлеру? В германских архивных фондах эта записка не выявлена, поэтому судить о ее содержании можно лишь на основании косвенных данных. О том, что она касалась не просто советско-германских отношений, а была посвящена вопросу о войне против Советского Союза, свидетельствует дневниковая запись Вайцзеккера от 29 апреля: «Я согласен с Шуленбургом Москва в оценке предстоящей войны с Россией»35. Эта фраза весьма показательна, поскольку лишний раз указывает на сомнительный характер утверждений Хильгера о неведении руководства германского посольства в Москве о том, что произойдет в ближайшем будущем. Шуленбург и его ближайшие сотрудники были, видимо, хорошо осведомлены не только об основных замыслах операции «Барбаросса», но и о стратегическом расчете Гитлера на то, что разгром СССР лишит Англию надежд на появление союзника и вынудит ее капитулировать. Но в московском посольстве, как и в определенных кругах внешнеполитического ведомства в Берлине, к которым принадлежал также Вайцзеккер, выражали сомнение в том, что в войне против Советского государства удастся добиться его полного разгрома и «в России победить Англию». Именно эта мысль проходила красной нитью через записку Шуленбурга, как об этом можно судить из заключения Вайцзеккера. Этим и объясняется бросившееся наверняка в глаза уважаемому читателю выражение «вопреки ожиданиям» в приведенной выше цитате из письма Шуленбурга от 7 мая 1941 года. Но я в высшей степени сомневаюсь, что мы сможем, учитывая известное пассивное сопротивление славян, воспользоваться завоеванным. Я не считаю Российскую империю действенной силой, которая может заменить коммунистическую систему и присоединиться к нам, а тем более подчиниться нам. То есть мы, очевидно, должны считаться с тем, что сталинская система сохранится в Восточной России и Сибири и что весной 1942 года военные действия возобновятся. Окно в сторону Тихого океана останется закрытым». Но решающее значение имеет лишь одно - ускорит ли эта операция крушение Англии». Военный разгром России, продолжал Вайцзеккер, вряд ли лишит англичан надежд на то, что русские рано или поздно станут их союзниками и это обеспечит Англии победу. Наоборот, «германское нападение на Россию даст англичанам лишь новый моральный стимул» для продолжения войны. Тем самым мы не только признаем, что война будет длиться еще долгое время, но и удлиним ее вместо того, чтобы сократить»36. Хотя вполне можно предположить, что она, наоборот, лишь укрепила его в решимости напасть на СССР. В пользу такого допущения говорит тот факт, что Риббентроп, проявлявший определенные колебания в вопросе о войне против Советского Союза, после ознакомления с полным пакетом документов, связанных с вызовом Шуленбурга к Гитлеру, и зная решительную позицию последнего, окончательно перешел в лагерь сторонников войны. Кстати, записки Риббентропа, поданной Гитлеру, над которой он работал, находясь в Вене, в германских архивах тоже нет. Диалог Шуленбург - Деканозов Шуленбург возвратился в Москву снабженный инструкциями, касавшимися в том числе наблюдений за тем, какие меры принимаются в СССР по подготовке к войне. Многочисленные донесения посла и его заместителя Типпельскирха за апрель - июнь 1941 года, не говоря уже о сообщениях германских военно-дипломатических представителей в Москве, свидетельствуют о том, что в центре внимания посольства находились вопросы, связанные с мобилизационными мероприятиями в СССР, переброской к его западной границе дополнительных частей с Дальнего Востока и из внутренних районов, подготовкой противовоздушной обороны, обучением населения действиям на случай войны, качеством боевой техники, уровнем подготовки командного и рядового составов Красной армии и т. Одновременно он сообщил: «Хочу обратить внимание на следующее: …советское правительство ни здесь [в Москве], ни в Ленинграде не принимает никаких решительных мер на случай воздушных налетов. Хотя время от времени и проводятся небольшие учения в системе гражданской обороны, однако в обеих советских столицах нет ни одной квартиры, располагающей средствами затемнения. С нашей точки зрения, эта кажущаяся беззаботность советского правительства объясняется тем, что уже давно принято решение в случае войны эвакуировать Москву и Ленинград и объявить их открытыми городами. Советское правительство, вне всяких сомнений, уже давно подготовило «где-то» военную резиденцию, оснащенную всем необходимым средствами связи и т. В Москве оно ни в коем случае не останется»39. Вплоть до 22 июня 1941 года во всех сообщениях, направлявшихся в Берлин Шуленбургом, отмечалось стремление руководства СССР избежать войны, не дать повода для обострения советско-германских отношений, указывалось на готовность Сталина пойти на уступки. Можно ожидать любой уступки»40, а Кёстринг в письме от 28 мая отметил: «Вероятно, они [русские] полагают, что смогут заменить военную оборону политической»41. В послевоенной литературе данные факты послужили основой для историографической версии о стремлении германского посольства в Москве повлиять на Берлин, чтобы предотвратить войну, которая, как якобы считали Шуленбург и его сотрудники, может иметь для Германии «катастрофические последствия». С этой версией можно согласиться лишь отчасти. Как уже говорилось выше, определенные опасения и определенная оппозиция в отношении планов Гитлера в московском посольстве и некоторых кругах внешнеполитического ведомства Германии имели место. Но если посмотреть на информацию, поступавшую из германского посольства в Москве, под другим углом, то вырисовывается совершенно иная картина. Сообщения из Москвы о миролюбивых устремлениях руководства СССР целиком вписывались в планы Гитлера и германского военного командования, которые рассчитывали не допустить проведения правительством Советского Союза мобилизационных и оперативных мероприятий и приведения им войск приграничных округов в состояние полной боевой готовности, поскольку это могло обесценить эффект сокрушительного внезапного первого удара, с которым связывались надежды и на победоносный для Германии исход всей войны. Пока Москва будет демонстрировать желание сохранить мир и даже пойти на уступки, полагали в Берлине, никаких срочных и решительных мер по подготовке к отражению германского нападения она принимать не будет. Германское посольство, по сути, отслеживало действия советского правительства и своими сообщениями подтверждало: все идет по плану, решительные меры не принимаются, Сталин надеется сохранить мир. Но одним этим далеко не исчерпывалась роль посольства в реализации германских замыслов. Есть все основания предполагать, что во время берлинского «отпуска» Шуленбург получил специальное задание: навязать советскому руководству мнение, что с Гитлером можно договориться, и побудить Кремль выступить с инициативой выяснения двусторонних отношений, что должно было дополнительно удерживать его от принятия мер по укреплению обороны и обеспечило бы Германии выигрыш времени. Действия посла по решению этой задачи должны были выглядеть как его личная инициатива, с которой он, естественно, не мог напрямую обратиться к Молотову или Сталину, а должен был действовать через посредников, но на достаточно высоком уровне. Тем более что случай для проведения такой акции подвернулся очень удобный. Деканозов сообщил Вайцзеккеру, что намеревается на Первомай уехать в Москву. Как свидетельствуют документы, это немедленно было доведено до сведения Шуленбурга, находившегося в тот момент в Берлине42, и по возвращении в Москву Шуленбург направил Деканозову приглашение на завтрак. Соответствующие инструкции, по всей видимости, были даны и Хильгеру, который, как заключит впоследствии в записке Молотову Деканозов, «очевидно, даже лучше усвоил указания из Берлина»43, чем сам посол. Прежде чем перейти к рассмотрению того, как проходили беседы Шуленбурга и Деканозова и чему они были посвящены, процитируем посвященный этому отрывок из воспоминаний Хильгера, на который также довольно часто можно найти ссылки в литературе. Более того, все указывало на то, что Сталин придерживался мнения, что концентрация германских войск на западной границе Советского Союза - это блеф, с помощью которого Гитлер готовит попытку принуждения Советского Союза к экономическим и территориальным уступкам… Тогда мне казалось, что мир, вероятно, еще можно спасти, если удастся побудить советское правительство взять на себя дипломатическую инициативу и втянуть Гитлера в переговоры, которые лишат его, хотя бы временно, предлога для военной акции против Советского Союза. Поэтому я считал необходимым донести до советского правительства, что положение очень серьезное и что нужно что-то предпринять, чтобы отвести военную угрозу. Поскольку советский посол в Берлине Деканозов находился в это время в Москве, я уговорил графа Шуленбурга пригласить на завтрак его и только что назначенного на пост руководителя германского отдела Комиссариата иностранных дел бывшего переводчика В. Павлова, про которого мы знали, что он пользуется особым доверием Сталина, чтобы попытаться через Деканозова открыть глаза советскому правительству. Мы с графом Шуленбургом прилагали активные усилия, чтобы объяснить русским, насколько серьезна ситуация, и агитировали их за то, чтобы советское правительство связалось с Берлином, пока что-нибудь не произошло. Но наши усилия оказались тщетными. Хотя мы с самого начала ясно дали понять, что действуем по собственной инициативе, он с приводящим в уныние упорством раз за разом переспрашивал, действуем ли мы по поручению имперского правительства. В противном случае, как он утверждал, он не сможет сообщить нашу точку зрения своему правительству. Очевидно, он не мог себе представить, что мы сознательно подвергаем себя большой опасности, предпринимая попытку сохранить мир. Он, видимо, полагал, что мы действуем по указке Гитлера и пытаемся побудить Кремль сделать шаг, который будет противоречить советским интересам. Чем дольше мы беседовали с Деканозовым, тем больше убеждались, что он совершенно не верит в наши добрые намерения. Его поведение подтвердило мое мнение: Сталин считает, что Гитлер всего лишь блефует… Сталин, очевидно, считал, что ему не следует делать ничего, что позволило бы Гитлеру еще больше повысить требования, выслушать которые Сталин был готов»44. В отношении процитированного выше текста, не имеющего, в общем-то, ничего общего с тем, что в действительности имело место, сразу отметим, что в нем Хильгер не только явно преувеличил свою роль в попытке «открыть глаза советскому правительству» на угрозу войны, но и проболтался о политических целях и содержании заключительного этапа германской дезинформационной операции, представив их в качестве точки зрения Сталина. Хотя нельзя не отметить, что в «обработке» советских представительств в Берлине немцам удалось добиться на этом направлении несомненного успеха. Как же на самом деле проходили беседы двух послов? Начнем с того, что Шуленбург встречался с Деканозовым в Москве не один, а три раза: 5 и 12 мая 1941 года по приглашению германского посла за завтраком на его квартире и 9 мая по приглашению советского посла за завтраком в особняке НКИД СССР на Спиридоновке. Во всех беседах принимали участие Хильгер и Павлов. Немецкие записи состоявшихся бесед, как и упоминавшиеся выше записки Шуленбурга и Риббентропа, в германских архивах не представлены, зато имеются довольно подробные советские записи, которые позволяют составить ясное представление о том, что обсуждалось и чего добивалась германская сторона. Встреча 5 мая началась с того, что Шуленбург рассказал о своей встрече с Гитлером и сообщил о неудовольствии последнего политикой советского правительства, прежде всего на балканском направлении, которая создает впечатление, «что Советский Союз стремится препятствовать осуществлению Германией своих жизненных интересов, помешать стремлению Германии победить Англию». Далее он сообщил, что Гитлер якобы сказал ему, «что Германия не имеет на Балканах территориальных, политических интересов. Она является только заинтересованным наблюдателем за развивающимися там событиями». В ответ же на жалобу посла на то, что циркулирующие «в Берлине и Германии слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве», Гитлер якобы ответил, что он «в силу упомянутых действий советского правительства вынужден был провести мероприятия предосторожности на восточной границе Германии»45. Ложь Шуленбурга была шита белыми нитками, что особенно бросалось в глаза, когда он сообщил, что Германия является всего лишь «заинтересованным наблюдателем» за событиями на Балканах и это при том, что Югославия и Греция к тому времени уже были оккупированы вермахтом и его союзниками и что концентрация германских войск у советской границы а, по данным советской разведки, в мае 1941 года их численность достигла уже почти 3 млн. Заключительная часть беседы Шуленбурга и Деканозова 5 мая приняла и вовсе интересный оборот. В ответ на вопрос Деканозова, известны ли германскому послу слухи о близящейся войне, которые циркулируют не только «в Берлине и Германии», но и Москве, тот вопреки очевидным фактам «ответил отрицательно». Однако далее, в явном противоречии со сказанным ранее заявил, что «уже получил указание из Берлина категорически опровергать всякие слухи о предстоящей войне между СССР и Германией», что сам он считает эти слухи «взрывчатым веществом», что их надо пресечь, «сломать им острие», и «в этом он видит свою задачу как посла в СССР». Однако, продолжал Шуленбург, «он не знает, что можно было бы предпринять, чтобы пресечь их. Он не думал об этом и не имеет на этот счет никаких указаний из Берлина и вообще ведет со мной этот разговор в частном порядке. Вмешавшись в разговор, Хильгер заявил, что, по его мнению, нужно, может быть, сделать что-либо в противовес последним заявлениям советского правительства.
Информацию о коллоквиуме 2021 г. можно найти слева.
- Как эвакуировали советское посольство из Германии
- Как эвакуировали советское посольство из Германии
- Может быть Вам интересно...
- Советская дипломатия в годы войны
- 22 июня: За восемь дней до войны
- «Захар» сообщает...
Германское посольство в Москве: март - июнь 1941 года
17 сентября 1939 года польский посол в СССР Гжибовский был уведомлен советской властью, что, коль скоро польское государство продемонстрировало полную свою несостоятельность, Советский Союз не имеет иного выхода кроме как взять под свою охрану население Западной. Судьба так называемой Советской Колонии стала предметом переговоров между СССР и Германией при посредничестве дипмиссий Швеции и Болгарии. Впервые дипломаты не станут возлагать венки к советским мемориалам в Берлине, вместо этого посол Украины в Германии Алексей Макеев возложит цветы к центральному немецкому мемориалу памяти жертв войн и тирании. Рассказ начинается с того момента, как посол СССР в Германии Деканозов и переводчик Бережков возвращаются от министра иностранных дел Третьего Рейха фон Риббентропа. Ночью 22 июня 1941 года рейхсминистр Риббентроп вызвал чрезвычайного и полномочного посла СССР в Германии зова и зачитал меморандум Гитлера о том, что Советский Союз представляет угрозу для Германии.
Объявляла ли войну Германия СССР на самом деле?
Германское посольство получило от Риббентропа телеграмму, в которой заявляется, что Германия не начнет войны против СССР, если она не будет спровоцирована Советским Союзом. Но если она окажется спровоцированной, то война будет короткой и закончится жестоким поражением СССР. Немецкий генштаб закончил всю подготовку. В кругах Гиммлера и генштаба имеется сильное течение за то, чтобы начать войну против СССР, но это течение еще не имеет превосходства. Советско-японский пакт о нейтралитете, заключенный 13 апреля 1941 года в Москве Фото: Архив МИД Японии Почему 6 августа мы отмечаем Всемирный день за запрещение ядерного оружия Хотя 13 апреля 1941 года в Москве был заключен Советско-японский пакт о нейтралитете, уверенности в Кремле в том, что японское руководство будет его соблюдать в случае нападения ее союзника Германии на СССР не было. Сообщите конкретные мероприятия по экспансии Японии на юг и по завершению войны с Китаем. Общественное мнение Японии. Что вам известно о погрузке японских частей на корабли в Сибаура. Жду от вас информации.
Вполне очевидно, что в Кремле был определенный расчет на то, что Токио, имея Пакт о нейтралитете с СССР, с большей свободой действий сосредоточит свои военные усилия на завершении войны в Китае и противостоянии англосаксонским государствам. И хотя бы в первое время не будет допускать чреватых большой войной провокаций на советско-маньчжурской границе.
Однако едва он заговорил, как Риббентроп с окаменевшим лицом прервал его: «Теперь это неважно…» После этого надменный нацистский министр иностранных дел объяснил, какой вопрос теперь самый важный, вручил послу копию меморандума, который Шуленбург зачитывал в это время зачитывал в Москве Молотову и сообщил, что в данный момент немецкие войска предпринимают «военные контрмеры» на советской границе. Ошеломленный советский посол, по словам Шмидта, «быстро взял себя в руки и выразил глубокое сожаление» по поводу такого оборота событий, за что он возложил всю вину на Германию. Затем «он встал, небрежно поклонился и покинул комнату, не подав руки». Таким образом, всю войну на Востоке в известной мере можно назвать превентивной… Мы решили… предупредить нападение Советской России и неожиданным ударом разгромить ее вооруженные силы. К весне 1941 года у меня сложилось определенное мнение, что сильное сосредоточение русских войск и их последующее нападение на Германию может поставить нас в стратегическом и экономическом отношениях в исключительно критическое положение… В первые же недели нападение со стороны России поставило бы Германию в крайне невыгодные условия. В кабинете Сталина тишина. Все ждут результата разговора с германским послом.
Молотов отправляется к себе, дает распоряжение позвонить Шуленбургу. Тот не торопится с прибытием в Кремль.
Обе страны намеревались значительно расширить свои связи уже в послевоенный период, и, видимо, не случайно Сталин дважды в годы войны принимал в Кремле посла Мексики из СССР Кинтанилью. Отношения Уманского с мексиканским руководством носили такой же дружественный характер. Впрочем, не забывали его и в США. Об этом говорит хотя бы такой малоизвестный эпизод: в сентябре 1944 г. Через него Рузвельт счел нужным проинформировать Уманского, с тем чтобы тот довел до сведения Сталина детали встречи в Квебеке Рузвельта с Черчиллем. Запись этой конфиденциальной беседы в тот же день ушла в Москву. Все, казалось бы, шло хорошо, Уманский видел скорую победу, мечтал и хотел поехать в Москву. Но в ночь с 25 на 26 января 1945 г.
Погибли все пассажиры, в том числе Уманский и его жена. Словно какой-то рок висел над ними после гибели дочери. Причины этой катастрофы до сих пор не выяснены. Гибель Уманского явилась тяжелой потерей для обеих стран. Проститься с ним в здание посольства СССР пришли десятки тысяч мексиканцев во главе с президентом Камачо. Многие иностранные дипломаты прошли через Мексику, но те из них, которые были здесь в то время, должны признать, что они жили в дипломатическом мире эры Уманского".
Некоторые историки, особенно на Западе, так и трактуют данное Сообщение ТАСС, утверждая, что оно дезориентировало высшее военное руководство страны и советский народ, результатом чего стали страшные потери превоначального периода войны. Но есть и другие точки зрения.
Почему торопился Сталин? Современный историк Арсен Мартиросян обратил внимание на то, что многие исследователи обходят вниманием беспрецедентный порядок публикации рассматриваемого документа. Сталин явно торопился. Без выяснения причины этого невозможно понять смысл и значение спорного документа. Фюрер полагал, что ему удалось обмануть и усыпить бдительность Сталина. Однако он и не заметил, как сам же попал в капкан. Ровно через месяц, в 18. В капкане сидел агрессор — Гитлер!
Самим фактом такого Сообщения ТАСС, содержавшего аргументацию самого же фюрера, Сталин во всеуслышание напомнил ему, что месяц-то прошел, так что или действительно отводи войска, или же делай заявление на весь мир об отсутствии у руководства Германии каких-либо агрессивных намерений, а если есть какие-то проблемы, то вырази готовность к диалогу. Ведь к 13 июня 1941 г. Сталин располагал данными разведки о том, что гитлеровцы назначили начало выдвижения своих войск на исходные для нападения позиции именно на 13 июня 1941 г.
Как советские дипломаты хотели заключить мир с Германией еще в 1941 году
Как сложились судьбы послов Германии и СССР после начала войны в 1941 году? Встреча Риббентропа и посла СССР в Германии Деканозова. 17 сентября 1939 года польский посол в СССР Гжибовский был уведомлен советской властью, что, коль скоро польское государство продемонстрировало полную свою несостоятельность, Советский Союз не имеет иного выхода кроме как взять под свою охрану население Западной. Советский Союз обязался компенсировать союзникам поставки вооружения сырьем для военного производства. Послы ссср в германии. Посольство Германии в Москве в 1940-1941.
Беседа посла СССР в Германии В Г. Деканозова с послом Германии в СССР Ф Шуленбургом. 12 мая 1941 г.
Естественно, советская сторона не могла начать обмен раньше, чем прибыл второй состав. Значит, обмен состоялся 19—20 июля. Фрагмент немецкой листовки о пленении Якова, старшего сына Сталина. Из воспоминаний Бережкова также следует, что в день обмена доставленные первым эшелоном советские дипломаты и другие граждане пересекли границу и оказались в турецком городе Эдирне, где их разместили в железнодорожных вагонах, в которых они переночевали. Проведя там день, на следующее утро специальным самолетом они вылетели на родину и, сделав одну посадку в Ленинакане и вторую в Тбилиси где и переночевали , возвратились в Москву. То есть с момента перехода болгаро-турецкой границы до возвращения Деканозова и его коллег в Москву прошло еще 6—7 дней. Конкретную дату обмена, то есть одновременного перехода на территорию Турции групп советских и немецких дипломатов и граждан, Бережков тоже не называет.
Однако дал историкам наводку для установления даты обмена, сообщив, что ведущие работники советского посольства в Берлине в том числе и он прилетели в Москву в день, в конце которого немецкие самолеты начали сильную бомбежку столицы. Кроме того, он сообщил, что на следующее же утро по прилете в Москву он был вызван на работу в НКИД, несмотря на то что это было воскресенье. В период 20—30 июля Москву бомбили по ночам 21, 22, 23, 25, 26 и 30 июля. Воскресенье же в эти дни июля было лишь одно — 27 июля, значит, по Бережкову, посол и замнаркома иностранных дел Деканозов, советник Cеменов, военный атташе Тупиков, атташе Коротких он же заместитель резидента внешней разведки Коротков и сам Бережков вернулись в Москву 26 июля. Получается, обмен был произведен 19 или 20 июля 1941 года. Кстати, этот день тоже был субботой, и тогда подтверждается половина воспоминания Бережкова о том, что его на следующий день после прилета в Москву, несмотря на то что это было воскресенье, вызвали на работу в НКИД.
А сильная бомбежка после возвращения только самая первая! Возможно ли это? Вполне, если Деканозова довезли на автомашине до Стамбула, где на аэродроме его ждал советский самолет, на котором он летел из Стамбула в Москву, не пересекая Черное море, а облетая его над территорией Турции. Однако при этом получается, что и русские, и немцы, писавшие впоследствии об обмене посольств, или искажали, или скрывали его дату. Дорогой отец! Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германию.
Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. В книгах и исторических исследованиях указывается, что первая из листовок с сообщением о пленении Якова Джугашвили была найдена в расположении советских войск возле г. Никополя 7 августа 1941 г.
Тот, конечно, согласился. Так у него появилась фотография с надписью "Уманскому.
Сталин", которая всегда стояла на видном месте. В 1936-1941 гг. Тогда он был один из самых молодых советских послов. Его хорошо знали и уважали в Вашингтоне, его не раз принимали Рузвельт, госсекретарь Хэлл, к нему внимательно прислушивались американские журналисты, он немало способствовал укреплению отношений с США. Очень многое успел сделать Уманский и для налаживания военных поставок из США, когда началась война с Германией. В октябре 1941 г. Уманский вернулся в Москву и до весны 1943 г.
В конце 1942 г. Выбор пал на Уманского, и, думается, не случайно. Мексика играла одну из ключевых ролей в том регионе, на новый пост нужен был опытный, умный, энергичный дипломат, который, кстати, мог бы сгладить неприятное восприятие Советского Союза, сложившееся в Мексике после убийства там Троцкого. Впрочем, сначала послом в Мексику назначили другого, почти никому не известного дипломата, но вскоре он подал в отставку, и последовало назначение Уманского. В июне 1943 г.
Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» изд.
Произошло это, очевидно, ещё до начала военных действий. Но «вождь», накануне пославший советскому посольству в Берлине телеграмму, предписывающую послу Деканозову безотлагательно встретиться с Риббентропом, сообщив ему о готовности вступить в переговоры с высшим руководством рейха на предмет уступок транзита немецких войск через нашу территорию в Афганистан и Иран, а также передачи части земель бывшей Польши , подавленный объявлением войны, после совещания отправился отдыхать. Маршал Г. Жуков писал: «22 июня в 3 ч. Сталин был мною разбужен, и ему было доложено о том, что немцы начали войну, бомбят наши аэродромы, города и открыли огонь по нашим войскам.
С нашей точки зрения, эта кажущаяся беззаботность советского правительства объясняется тем, что уже давно принято решение в случае войны эвакуировать Москву и Ленинград и объявить их открытыми городами. Советское правительство, вне всяких сомнений, уже давно подготовило «где-то» военную резиденцию, оснащенную всем необходимым средствами связи и т. В Москве оно ни в коем случае не останется»39. Вплоть до 22 июня 1941 года во всех сообщениях, направлявшихся в Берлин Шуленбургом, отмечалось стремление руководства СССР избежать войны, не дать повода для обострения советско-германских отношений, указывалось на готовность Сталина пойти на уступки. Можно ожидать любой уступки»40, а Кёстринг в письме от 28 мая отметил: «Вероятно, они [русские] полагают, что смогут заменить военную оборону политической»41. В послевоенной литературе данные факты послужили основой для историографической версии о стремлении германского посольства в Москве повлиять на Берлин, чтобы предотвратить войну, которая, как якобы считали Шуленбург и его сотрудники, может иметь для Германии «катастрофические последствия». С этой версией можно согласиться лишь отчасти. Как уже говорилось выше, определенные опасения и определенная оппозиция в отношении планов Гитлера в московском посольстве и некоторых кругах внешнеполитического ведомства Германии имели место. Но если посмотреть на информацию, поступавшую из германского посольства в Москве, под другим углом, то вырисовывается совершенно иная картина. Сообщения из Москвы о миролюбивых устремлениях руководства СССР целиком вписывались в планы Гитлера и германского военного командования, которые рассчитывали не допустить проведения правительством Советского Союза мобилизационных и оперативных мероприятий и приведения им войск приграничных округов в состояние полной боевой готовности, поскольку это могло обесценить эффект сокрушительного внезапного первого удара, с которым связывались надежды и на победоносный для Германии исход всей войны. Пока Москва будет демонстрировать желание сохранить мир и даже пойти на уступки, полагали в Берлине, никаких срочных и решительных мер по подготовке к отражению германского нападения она принимать не будет. Германское посольство, по сути, отслеживало действия советского правительства и своими сообщениями подтверждало: все идет по плану, решительные меры не принимаются, Сталин надеется сохранить мир. Но одним этим далеко не исчерпывалась роль посольства в реализации германских замыслов. Есть все основания предполагать, что во время берлинского «отпуска» Шуленбург получил специальное задание: навязать советскому руководству мнение, что с Гитлером можно договориться, и побудить Кремль выступить с инициативой выяснения двусторонних отношений, что должно было дополнительно удерживать его от принятия мер по укреплению обороны и обеспечило бы Германии выигрыш времени. Действия посла по решению этой задачи должны были выглядеть как его личная инициатива, с которой он, естественно, не мог напрямую обратиться к Молотову или Сталину, а должен был действовать через посредников, но на достаточно высоком уровне. Тем более что случай для проведения такой акции подвернулся очень удобный. Деканозов сообщил Вайцзеккеру, что намеревается на Первомай уехать в Москву. Как свидетельствуют документы, это немедленно было доведено до сведения Шуленбурга, находившегося в тот момент в Берлине42, и по возвращении в Москву Шуленбург направил Деканозову приглашение на завтрак. Соответствующие инструкции, по всей видимости, были даны и Хильгеру, который, как заключит впоследствии в записке Молотову Деканозов, «очевидно, даже лучше усвоил указания из Берлина»43, чем сам посол. Прежде чем перейти к рассмотрению того, как проходили беседы Шуленбурга и Деканозова и чему они были посвящены, процитируем посвященный этому отрывок из воспоминаний Хильгера, на который также довольно часто можно найти ссылки в литературе. Более того, все указывало на то, что Сталин придерживался мнения, что концентрация германских войск на западной границе Советского Союза - это блеф, с помощью которого Гитлер готовит попытку принуждения Советского Союза к экономическим и территориальным уступкам… Тогда мне казалось, что мир, вероятно, еще можно спасти, если удастся побудить советское правительство взять на себя дипломатическую инициативу и втянуть Гитлера в переговоры, которые лишат его, хотя бы временно, предлога для военной акции против Советского Союза. Поэтому я считал необходимым донести до советского правительства, что положение очень серьезное и что нужно что-то предпринять, чтобы отвести военную угрозу. Поскольку советский посол в Берлине Деканозов находился в это время в Москве, я уговорил графа Шуленбурга пригласить на завтрак его и только что назначенного на пост руководителя германского отдела Комиссариата иностранных дел бывшего переводчика В. Павлова, про которого мы знали, что он пользуется особым доверием Сталина, чтобы попытаться через Деканозова открыть глаза советскому правительству. Мы с графом Шуленбургом прилагали активные усилия, чтобы объяснить русским, насколько серьезна ситуация, и агитировали их за то, чтобы советское правительство связалось с Берлином, пока что-нибудь не произошло. Но наши усилия оказались тщетными. Хотя мы с самого начала ясно дали понять, что действуем по собственной инициативе, он с приводящим в уныние упорством раз за разом переспрашивал, действуем ли мы по поручению имперского правительства. В противном случае, как он утверждал, он не сможет сообщить нашу точку зрения своему правительству. Очевидно, он не мог себе представить, что мы сознательно подвергаем себя большой опасности, предпринимая попытку сохранить мир. Он, видимо, полагал, что мы действуем по указке Гитлера и пытаемся побудить Кремль сделать шаг, который будет противоречить советским интересам. Чем дольше мы беседовали с Деканозовым, тем больше убеждались, что он совершенно не верит в наши добрые намерения. Его поведение подтвердило мое мнение: Сталин считает, что Гитлер всего лишь блефует… Сталин, очевидно, считал, что ему не следует делать ничего, что позволило бы Гитлеру еще больше повысить требования, выслушать которые Сталин был готов»44. В отношении процитированного выше текста, не имеющего, в общем-то, ничего общего с тем, что в действительности имело место, сразу отметим, что в нем Хильгер не только явно преувеличил свою роль в попытке «открыть глаза советскому правительству» на угрозу войны, но и проболтался о политических целях и содержании заключительного этапа германской дезинформационной операции, представив их в качестве точки зрения Сталина. Хотя нельзя не отметить, что в «обработке» советских представительств в Берлине немцам удалось добиться на этом направлении несомненного успеха. Как же на самом деле проходили беседы двух послов? Начнем с того, что Шуленбург встречался с Деканозовым в Москве не один, а три раза: 5 и 12 мая 1941 года по приглашению германского посла за завтраком на его квартире и 9 мая по приглашению советского посла за завтраком в особняке НКИД СССР на Спиридоновке. Во всех беседах принимали участие Хильгер и Павлов. Немецкие записи состоявшихся бесед, как и упоминавшиеся выше записки Шуленбурга и Риббентропа, в германских архивах не представлены, зато имеются довольно подробные советские записи, которые позволяют составить ясное представление о том, что обсуждалось и чего добивалась германская сторона. Встреча 5 мая началась с того, что Шуленбург рассказал о своей встрече с Гитлером и сообщил о неудовольствии последнего политикой советского правительства, прежде всего на балканском направлении, которая создает впечатление, «что Советский Союз стремится препятствовать осуществлению Германией своих жизненных интересов, помешать стремлению Германии победить Англию». Далее он сообщил, что Гитлер якобы сказал ему, «что Германия не имеет на Балканах территориальных, политических интересов. Она является только заинтересованным наблюдателем за развивающимися там событиями». В ответ же на жалобу посла на то, что циркулирующие «в Берлине и Германии слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве», Гитлер якобы ответил, что он «в силу упомянутых действий советского правительства вынужден был провести мероприятия предосторожности на восточной границе Германии»45. Ложь Шуленбурга была шита белыми нитками, что особенно бросалось в глаза, когда он сообщил, что Германия является всего лишь «заинтересованным наблюдателем» за событиями на Балканах и это при том, что Югославия и Греция к тому времени уже были оккупированы вермахтом и его союзниками и что концентрация германских войск у советской границы а, по данным советской разведки, в мае 1941 года их численность достигла уже почти 3 млн. Заключительная часть беседы Шуленбурга и Деканозова 5 мая приняла и вовсе интересный оборот. В ответ на вопрос Деканозова, известны ли германскому послу слухи о близящейся войне, которые циркулируют не только «в Берлине и Германии», но и Москве, тот вопреки очевидным фактам «ответил отрицательно». Однако далее, в явном противоречии со сказанным ранее заявил, что «уже получил указание из Берлина категорически опровергать всякие слухи о предстоящей войне между СССР и Германией», что сам он считает эти слухи «взрывчатым веществом», что их надо пресечь, «сломать им острие», и «в этом он видит свою задачу как посла в СССР». Однако, продолжал Шуленбург, «он не знает, что можно было бы предпринять, чтобы пресечь их. Он не думал об этом и не имеет на этот счет никаких указаний из Берлина и вообще ведет со мной этот разговор в частном порядке. Вмешавшись в разговор, Хильгер заявил, что, по его мнению, нужно, может быть, сделать что-либо в противовес последним заявлениям советского правительства. Шуленбург добавил, что, по его мнению, надо обдумать нам обоим этот вопрос и, встретившись еще раз за завтраком в Москве, обменяться взглядами»47. На намек Деканозова, что такой важный вопрос лучше было бы решать путем прямого контакта с наркомом иностранных дел и советским правительством, ясного ответа со стороны Шуленбурга не последовало. На завтраке 9 мая Деканозов, доложивший перед этим о беседе с Шуленбургом Молотову и получивший от него соответствующие указания, выступил с предложением опубликовать совместное советско-германское коммюнике, «в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и о назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами». Шуленбург со своей стороны, ссылаясь на то, что согласование такого коммюнике может занять много времени, а «действовать надо быстро», предложил, чтобы Сталин по собственной инициативе обратился «с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуоке, Муссолини и Гитлеру», в которых заявил бы, «что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику», а во второй части письма, адресованного Гитлеру, предложил бы также выступить с совместным коммюнике, содержащим опровержение слухов «по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже якобы возможности конфликта между нашими странами. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Ш[уленбурга], был бы разрешен». Шуленбург высказал даже предположение, что для доставки в Берлин курьера с обращением Сталина Гитлер может выслать «специальный самолет». Он попросил доложить его соображения Молотову и предложил Деканозову еще раз встретиться и обсудить вопрос за завтраком48. Предложение Шуленбурга было в высшей степени коварным. Его реализация могла не только дать немцам выигрыш во времени в их военных приготовлениях и автоматически парализовать действия советского правительства по укреплению обороны, но и иметь для СССР далекоидущие политические последствия. Тем самым Советский Союз продемонстрировал бы перед всем миром свою слабость и готовность следовать в фарватере политики Германии и Тройственного пакта. Это, в свою очередь, дополнительно осложнило бы его и без того непростые отношения с Великобританией да и с США и в случае войны с Германией и ее союзниками могло грозить Советскому Союзу полной политической изоляцией. Но что еще хуже, СССР сам поставил бы себя в определенную зависимость от Германии, поскольку та получила бы возможность интерпретировать любое его действие как отступление от официального обещания проводить дружественную политику и тем самым оказывать давления на Москву для принуждения ее к серьезным уступкам, вплоть до территориальных, а то и использовать как повод для объявления войны. Естественно, на принятие предложения Шуленбурга советское правительство пойти не могло. На встрече 12 мая Деканозов сообщил германскому послу, что Сталин и Молотов в принципе не возражают против сделанного им предложения, но речь может идти лишь об обмене письмами с заранее согласованным содержанием, причем только между руководителями СССР и Германии, и что «Сталин считает, что г-ну Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем, а также о совместном коммюнике». Такое предложение явно не вписывалось в рамки запланированной немцами акции. Поэтому в ответ на сказанное Деканозовым Шуленбург заявил, что сделал свое предложение «в частном порядке», «не имея на это никаких полномочий», что он «не может продолжить этих переговоров в Москве с Молотовым, так как не имеет соответствующего поручения от своего правительства» и в настоящее время «сомневается даже, получит ли он такое поручение». Он вновь предложил, чтобы «Сталин сам от себя спонтанно обратился с письмом к Гитлеру» и чтобы Молотов, принимая Шуленбурга, «сам начал беседовать с ним, Шуленбургом, на эту тему» или чтобы Деканозову была дана «санкция здесь, в Москве», сделать «соответственные предложения в Берлине Вайцзеккеру или Риббентропу». После этих заявлений Шуленбург свернул обсуждение вопроса, являвшегося предметом встречи. Намеки же германского посла и Хильгера в конце беседы на то, что Шуленбург, который, как он сам подчеркнул, «всегда стремился к дружественным отношениям между нашими странами», в любой момент может быть заменен на посту посла кем-то другим, имеющим иную позицию, должны были подтолкнуть советскую сторону к мысли о том, что действовать нужно немедленно, пока Шуленбург все еще находится в Москве49. Нельзя не отметить, что позиция, занятая и озвученная Шуленбургом на последней встрече с Деканозовым, видимо, была заранее оговорена и затем еще раз подтверждена Берлином. Утром 12 мая, перед завтраком с советским послом, Шуленбург получил послание от Вёрмана, фактически представлявшее собой в завуалированной форме «инструкцию для беседы»: следует говорить, «что Вам не было дано никаких указаний относительно переговоров с Советами. Вы якобы будете ждать инициативы Советов для начала каких-то переговоров»50. Но инициативы советской стороны вплоть до Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года51 так и не последовало, как не последовало никакой реакции на это сообщение и со стороны германского руководства. Вышинским 28 мая и 14 июня 1941 года53 обсуждались лишь текущие вопросы. Относительно встречи Шуленбурга с Молотовым 22 мая Кёстринг доложил в Берлин: «Как мне по секрету сообщили, то, что он [Молотов] собирался сказать послу, имело такое второстепенное значение, что в голову приходит мысль: он просто хотел его снова увидеть и прозондировать почву… Вероятно, он ждет чего-то от противоположной стороны»54. Принципиальные вопросы, касавшиеся политики Германии и ее намерений в отношении Советского Союза, были заданы Молотовым Шуленбургу вечером 21 июня 1941 года, заданы прямо и в жесткой форме. Но сторонник «дружественных отношений» с Москвой ушел от ответа на них, сославшись на то, что «Берлин его совершенно не информирует», а слухам о близящейся войне он якобы «не может дать никакого объяснения»55.